Распространенная идея об отсутствии в искусстве линейного прогресса, аналогичного прогрессу в науке и технологии,¹ заставляет обратиться к поискам некого постоянного универсального элемента, заложенного в смысловой и формальной структуре каждого произведения искусства.

Художник не может трансформировать психические восприятия непосредственно в сознание зрителей, а делает это с помощью носителей. Сама же мозговая нейродинамическая система, существующая в форме объективной реальности, тем не менее не обладает предметным характером, являясь кодом отображаемого объекта. Средством коммуникации являются образы, реализованные в структуре художественного мышления.

Общим свойством всех моделей является их способность, так или иначе, отображать и замещать действительность. Долгое время считалось, что теоретической основой модельного эксперимента является теория подобия. Действительно, она дает правила моделирования для случаев, когда модель и натура обладают аналогичной физической природой. Но в настоящее время практика моделирования вышла за пределы сравнительно ограниченного круга механических явлений и отношения системы в пределах одной формы движения материи вообще. Возникающие математические модели, которые отличаются по своей физической природе от моделируемого объекта, позволили преодолеть ограниченные возможности физического моделирования. Например, условия сходства модели и объекта в математическом моделировании, основанном на физических аналогиях, предполагающих при различии физических процессов в модели и объекте тождество математической формы, в которой выражаются их общие закономерности, являются более общими, более абстрактными. Иначе говоря, при построении тех или иных моделей всегда сознательно отвлекаются от некоторых сторон, свойств и даже отношений, в силу чего, заведомо допускается несохpанение сходства между моделью и оригиналом по ряду параметров, которые вообще не входят в формулирование условий сходства. Так популярная и до сих пор применяемая в начальной школе планетарная модель атома Резерфорда является «истинной» только в рамках общего описания электронной структуры атома. Истинность – это свойство знания, а объекты материального мира не истинны, не ложны – это вещи, существующие объективно, материально, поэтому говорить об их истинности вообще некорректно.

Сам понятийный аппарат мышления дуалистичен и противоречив. На первый план выходит задача приспособления нашего мышления к новой (или хорошо забытой) ситуации, для соотнесения теоретических построений с эмпирическими данными.

Как показали исследования, в центральной нервной системе серии импульсов характеризуют передаваемую количественную информацию не при помощи цифрового кодирования, а при помощи более сложного типа моделирования, используя плотность импульсов. Нейроны различаются по формам и функциям, характер их связи нелинеен, порог возбуждения неоднозначен. Истинная картина их функционирования несводима к теории, основывающейся на понимании двух состояний нейрона, возбуждения и покоя, как на аналогии с двоичной системой кодирования в программировании.²

Поэтому сам процесс человеческого восприятия может быть смоделирован только при преодолении привычных научных стереотипов, основывающихся на линейности процессов перераспределения энергии, на познаваемости явлений и единстве законов объективного мира. Из теоремы Геделя следует, что невозможно доказать непротиворечивость формализованной логико-арифметической системы средствами, которые были бы выражаемы в этой системе: вследствие неполноты логических систем, всегда найдутся новые истины, выражаемые средствами этой системы, но не выводимые из нее. Если невозможно формализовать даже арифметику натуральных чисел, то тем более невозможно формализовать различные формы и виды умственной деятельности в виде логико-математических структур. Любая модель принципиально неполна, являясь только формализованной частью какой-либо содержательной теории, и может истолковываться и интерпретироваться только в рамках теории, разрабатываемой конкретной областью деятельности.

Знаковая модель отражает не столько сам конкретный объект, сколько его структурный компонент. Декодирующие процессы являются более или менее свободным повторением процессов, лежащих в основе формирования отражаемого материального мира.

Художник имеет широкие возможности для творческого подхода к реализации знаковой модели, поскольку в принципе не существует ограничивающего фактора в форме научно обоснованных абсолютных критериев, определяющих «истинность» модели. Существующий же критерий «адекватности» оставляет широкое поле для интерпретаций и не ограничивает пространство творческого поиска.

Несомненно, логика реального поведения предметов вне знаковой системы является решающей, но весьма существенна и самостоятельная логика их поведения в системе, которая реализуется через классификацию знаков и, далее, через появление специальных знаков, создающихся исключительно для внедрения этой логики. Картина, даже если она стремится создать иллюзию реальности изображаемого, обращена к тем же перцептивном механизмам, которые и в процессе восприятия реальных предметов не сводимы к прямому иконическому переносу структур. Репрезентативная функция изображения состоит как раз в том, что она заставляет субъекта видеть то, чего реально перед его глазами нет. В изобразительной деятельности, как и во всех языках, делается упор не на определенном виде материальной (или подражающей явлениям) точности, а на реляционной верности воспроизведения.

Несмотря на то, что восприятие не является интеллектуальной операцией, существует несомненное сходство чувственного восприятия и логического мышления – одни и те же механизмы действуют на перцептивном и интеллектуальном уровнях, что, в частности, экспериментально подтвердил Арнхейм. Систему суждений обогащает то, что исходные постулаты не формулируются в явном виде.³ Полиморфизм языка, открытость для интерпретаций – это показатель его богатства. В системах аксиом, богатых своими логическими средствами (например, в математических структурах), основной вопрос сводится к внутренней непротиворечивости. Мышление человека богаче дедуктивных возможностей этого мышления, полиморфизм языка придает системе суждений большую полноту – граница допустимой нестрогости является пластичной и определяется в зависимости от ситуации, что является необходимой творческой составляющей человеческой деятельности.

Даже в современных точных науках для описания микромира используются формальные правила, пришедшие из квантовой механики, позволяющие вычислять лишь вероятность возможных результатов, подобно тому, как апории Зенона (Ахилл и черепаха) и антиномии Канта доказывают, что любое явление при логическом выражении ведет к двум одинаково правильным суждениям, которые в то же время являются взаимоисключающими. Становится очевидно, что сам понятийный аппарат мышления дуалистичен и противоречив. Исследования в квантовой механике породили в умах боязнь миронепонимания.⁴ На первый план выходит задача приспособления нашего мышления и нашего языка к новой ситуации, для соотнесения теоретических построений с эмпирическими данными.

При углублении и уточнении системы научных знаний мы вынуждены все дальше отходить от непосредственных чувственных восприятий и понятий, возникающих на их основе. Создается новая «абстрактная реальность». Усложнение общественно-психологических связей приводит к тому, что расхождение между «видимостью» и сущностью достигает степени разрыва между ними. Опыт, находящийся в пределах «здравого смысла», оказывается недостаточным для преодоления этой дистанции.

Причиной современного кризиса мировой культуры является во многом упрощенный позитивизм, в котором главенствующее положение занимает идея прогресса, а феномены природы рассматриваются как несовершенные по сравнению с теми, что создает техника – природа не знает прогресса. Поп-арт и последующий за ним постмодернизм утвердил принцип коллажного соединения разных по характеру и стилистике фрагментов как сознательное разрушение иерархической связи между «высоким» и «низким». Стихийность, хаотичность, борьба случайностей – это энтропийное разрушение застылости устаревших форм созидательной типологии, разрушение господствующей парадигмы современного мира.⁵

От термодинамики исходят представления об ожидаемой эволюции рабочих характеристик системы, если известны все ее переменные. Квантовая механика и атомная физика ограничивают распространение этого принципа – определение исходного состояния системы, т. е. всех независимых переменных требует затрат энергии по меньшей мере столько же, сколько потребляет искомая система. По мысли Лиотара, идеология абсолютного контроля над системой, который должен улучшать ее результаты, показала свою несостоятельность. Это ограничение ставит под сомнение эффективность точного знания. Препятствия, с которыми сталкиваются точные исследования, связаны с самой природой материи. Недостоверность, т. е. отсутствие контроля, не сокращается по мере роста точности, она только возрастает. Еще античные диалектики считали, что конфликт – отец всех вещей. Вероятность того, что контролируемые переменные будут несовместимы, больше, чем совместимы. Следовательно, существуют только «островки детерминизма». Говоря о неопределенностях, ограничениях точности контроля, конфликтах с неполной информацией, фракталах, катастрофах, прагматических парадоксах и т.д., современная наука строит теорию собственной эволюции как прерывного, катастрофического и парадоксального развития, тем самым представая как антимодель устойчивой системы. Проблемы внутренней коммуникации, которые встречает в своей работе научная коммуникация, имеют природу, сравнимую с природой социального сообщества. Поиск альтернативы между логикой и интуицией, диалектика хаоса и порядка пронизывает типологический план всей духовной культуры человечества: дионисийство – аполлонизм античности, языческое – божественное в средневековье, романтизм – классицизм XIX в., символизм – натурализм или современное движение – постмодернизм в нашем веке. В эстетике романтизма появляется идея неисчерпаемости хаоса окружающего мира и психики художника, из которого выкристаллизовываются новаторские художественные творения. Другая же идея, идея принудительного «голого порядка», имеет истоки в архитектурных проектах Великой французской революции, она же была осуществлена в 30-е годы в Германии. Предустановленный порядок целого был доведен до полного господства над индивидуальностями и частями целого. Здесь царит статичность, надвременная неизменяемость и вечность художественно-типологической структуры, иерархичность и субординированность частей, замкнутость гармонизированного целого как малого мира в себе. В. Гропиус, например, всю жизнь боролся против «натиска одностороннего рационализма», считая, что особую роль в человеческом прогрессе играют произведения, не подчиняющиеся примитивной логической целесообразности. Наука, искусство, общество живут и развиваются по законам диалектики, распространяющиеся и на явления коммуникации.

Одна из главных опасностей для системы – ее закрытость. Это происходит, когда структура знаковой системы приобретает мнимую самодостаточность и неспособность вследствие этого гибко реагировать на изменение внешних условий и задач. Отсутствие у разработчика исчерпывающих представлений об объективных диалектических законах рационального познания может привести к формированию комплекса установок, дающих иллюзорную легитимность и, в результате, к ограничению творческого начала в создании системы в целом и ее элементов.

Рациональное познание в принципе системно, оно состоит из последовательных мыслительных операций и формирует мыслительную систему, более или менее адекватную системе объективной реальности. Системность различных видов отражения и преобразования действительности человеком есть в конечном счете проявление всеобщей системности материи и ее свойств.

Весь исторический процесс развития науки характеризуется как «отрицание отрицания», от первоначальной единой и нерасчлененной науки к ее расчленению и дифференциации как первому отрицанию – и далее к интеграции наук как второму отрицанию. Если античная мысль утверждала мысль о единстве бытия как единственном объекте познания, то последующее историческое развитие углубило представления о независимых от объективного мира путях познания. Метафизика и классическая наука сохранили независимость и абсолютный характер эмпирически непостижимых абстракций. Современные научные достижения⁶ продемонстрировали зависимость специализированных путей познания от гетерогенного бытия, недостаточность общих законов для адекватного отображения действительности. Наука пришла к новым законам четырехмерного мира.

Современная культура, неразрывно связанная с эйнштейновским стилем современного научного мышления, включает в себя такую существенную тенденцию, как повышение роли неметрических составляющих. Пока еще преобладающее в науке и культуре предпочтение нерелятивистских понятий по сравнению с релятивистскими происходит главным образом из-за ограниченного и неадекватного понимания нами области применимости обыденного опыта. Если мифологическая структура содержит в себе совершеннейший логический инструмент разрешения фундаментальных противоречий, то современная наука испытывает острую потребность в появлении принципиально новой системы обозначений, соответствующей сегодняшнему восприятию мира. В развивающемся познании мир  предстает как система, безгранично растущая по своей сложности, где абстрактные и общие определения оказываются все более сложными системами определений. Происходит слияние гносеологических, аксиологических, эстетических критериев, основы логики становятся более пластичными, оставляя значительное место некоему психологическому полю с подвижными границами. Это во многом напоминает утерянную за многовековую историю синкретичность и синтез различных сторон жизни, характерные для духовного климата древности и средневековья. Кризис современной культуры наступил параллельно с достижением в науке предела успешного в прошлом т.н. «галилеевского» подхода, который рассматривает мир как некий объект, описание которого строится как бы извне.⁷

В физике, согласно закону возрастания энтропии, эволюция понимается как возрастание молекулярного. Но в биологии и социологии эволюция описывает как раз переход на более высокие уровни сложности, однородное здесь оказывается неустойчивым, а дифференцирующая сила – творцом организации. Так и последние открытия в физике подтверждают, что реально существует такая макроскопическая область, где неравновесность может привести не к разрушению, а к возникновению структур нового типа, весьма чувствительных к таким глобальным свойствам, как размеры, форма системы, граничные условия на поверхности. Значит, уменьшение энтропии может происходить не только за счет поступления энергии извне, а в результате действия информационно-управленческого процесса внутри системы. В биологических явлениях можно наблюдать, как метаболическая функция даже простейших клеток включает несколько тысяч взаимосвязанных химических реакций, для их координации и управления необходима чрезвычайно тонкая функциональная организация. На клеточном и надклеточном уровне она реализуется в серии структур и взаимосвязанных функций все возрастающей сложности и иерархического упорядочения. Биологические, социальные, культурные, информационные процессы проходят согласно более сложным законам, нежели правила классической механики. Как и между элементами любой развитой системы, так и между этими противоречивыми явлениями нашей единой мировой структуры несомненно существует глубокая взаимосвязь.

Э. Шредингер назвал особенность живой материи стремиться к упорядоченности «отрицательной энтропией» – под воздействием сил среды живой организм не разрушается, а наоборот, может усложнять свою структуру. С приобретением информации о жизненной среде организм предвосхищает события и вырабатывает оптимальную стратегию поведения. Уменьшается степень неопределенности – уменьшается энтропия.

Знаковая система безэнтропийна, она позволяет мыслительному аппарату человека работать без подвода извне отрицательной информационной энтропии для восстановления порядка, который должен был бы постоянно нарушаться, если бы мыслительный аппарат был организован по законам окружающего физического мира. Эстетическая информация неэнтропийна, т.е. будучи неопределенным образом организована, может повысить уровень упорядоченности в воспринимаемой системе.

Размерность языка не соответствует размерности того мира вещей, который он обсуждает. Для изложения релятивистской физики необходима система обозначений высокого уровня абстракции. Для описания микромира, в частности, используются правила квантовой механики, позволяющие вычислять вероятность возможных результатов. Точно так же просчитывается вероятность ошибки для сведения ее к бесконечно малой величине. Вероятностный принцип в будущем будет иметь не только теоретическое, но и практическое значение. Компьютер будущего, который будет работать по принципу квантового устройства, будет обладать колоссальными вычислительными возможностями, при этом в основе его вычислений, кроме моделирования обычных обратимых схем, будут и построения необратимых вероятностей развития систем. В отличие от обычного компьютера, в квантовом компьютере будут использоваться ячейки памяти, находящиеся в т.н. сложных состояниях⁸ именно вероятность и будет той информацией, которая записывается в квантовый бит.

В наше время энциклопедическая точка зрения, подразумевающая зависимость уровня знаний от их количества, устаревает, в том числе и по естественным причинам реальных возможностей человеческого мозга. В совокупности случайных знаний современный человек обнаруживает и формулирует в своем сознании скрытые в ней структуры.

Природный принцип наименьшего действия определяет то, что природа во всем ищет лучшие структурные организации и пространственные конструкции. В структурности пространства-вещества можно видеть исток конкретных форм объектов реального мира.

Известная в физике постоянная Планка (единица пространственно-временного измерения) оказывается кратной постоянной тяготения (частного от гравитации и электрического отталкивания), а также значению минорной терции в музыке. Изучение живых организмов показывает, что в их устройстве и деятельности доминируют иррациональные отношения. Золотое сечение обнаруживается в строении почвенного плодородного слоя, растительных организмах, пропорциях тела и внутренних органов животных и человека, биоритмах головного мозга, компонентах генного аппарата, планетарных системах и т.д. Природа экономна в энергетике, она выбрала самую действенную форму передачи сигнала – гармонический резонанс, обнаруживаемый на всех уровнях ее организации. В силу адекватности структурной организации всех форм бытия природа стимулирует активность живого организма, при условии изоморфности, резонансной взаимосвязи элементов его деятельности со структурой среды. Задача художника – создание среды, соответствующей системе мировых информационных источников, выполняющей функции специфического ретрансляционного устройства, обеспечивающего «подключение» индивидуума к мировой гармонической системе, основанной на резонансных математических алгоритмах. В этом случае в процессе проектирования возникает мобильно структурированная система с уменьшающейся энтропией.

Содержание первичных геометрических понятий – «точка», «прямая», «плоскость», «лежать на», «находиться между», «быть равным» – определяется формальной структурой аксиом и в определенных случаях могут не иметь пространственного значения. В качестве интерпретации геометрических понятий могут фигурировать не только пространственные объекты, но и объекты отвлеченных теорий, например, теории чисел, логики и т.д. Как элементы формальной системы, геометрические аксиомы и теоремы сами по себе не являются ни истинными, ни ложными. О них можно сказать лишь, что они непротиворечивы: если геометрия интерпретирована на пространственных объектах, то она превращается в систему истинных утверждений о пространственных построениях. Пространство как таковое не является ни евклидовым, ни неэвклидовым, а только – непрерывным трехмерным многообразием. Аксиомы геометрии получили пространственное значение благодаря семантической конвенции, где понятиям ставят в соответствие объекты. Но связь геометрии, как концептуальной системы, с действительностью исключает возможность прямой проверки посредством опыта, лишает результаты этой проверки однозначности и осуществляется через определенную теорию. Все математические пространства являются равноправными, считал Ж.А. Пуанкаре, поскольку все они суть абстрактные модели, существующие только в нашем сознании. При описании явлений природы мы выбираем ту концептуальную модель, которая наиболее приемлема для нашей перцепции. В известном примере Пуанкаре рассматривается световой луч как аналог прямой линии в геометрии: при отклонении луча от евклидовой прямой исходная теоретическая система, подлежащая проверке, может быть скорректирована двояким образом. Если классическая оптика, требующая экстремальности траектории светового луча, справедлива, а геометрия пространства является неевклидовой, то этой траектории соответствует геодезическая линия «искривленного» пространства. Если же оставаться в рамках евклидовой геометрии, то необходимо допустить существование сил, отклоняющих луч от прямолинейного пути. Это допущение приводит к отказу от принципа экстремальности светового луча, т.е. к соответствующему изменению оптики. При эквивалентности обоих описаний второе, по мнению Пуанкаре, предпочтительнее, как более интуитивно ясное и сохраняющее удобную для нас евклидову геометрию. Такого рода конвенционализм не свидетельствует об отсутствии объективности. Мир по своей природе материален, а наши знания являются его информационной моделью, построение которой невозможно без активного творчества в познании. Картина относительно стабильного самого по себе мира постоянно меняется, и вопрос о его реальном отображении решается каждый раз не в абсолютном смысле, а по отношении к определенной теории. Любой объект имеет бесчисленное число связей с окружающим миром, но в конкретных условиях существенными  являются лишь немногие. Научный подход подразумевает абстрагирование от несущественных, выделение существенных связей и установка закономерных отношений, характеризующих поведение объекта. При углублении и уточнении системы научных знаний мы вынуждены все дальше отходить от непосредственных чувственных восприятий и понятий, возникающих на их основе. Создается новая «абстрактная реальность», которую человек пытается представить наглядно, свести к небольшому числу проверенных образов, в беспорядочном наборе фактов распознать простые связи, определить их, зафиксировать в обозначениях и найти им место в общей картине реального мира. Л. де Бройль заметил, что разные национальные языки неодинаково приспособлены к выражению различных научных доктрин – так и из различных систем обозначений каждая может иметь право на существование, имея прерогативу в своей индивидуальной области.

В поле сознания ученого попадают в основном полезные комбинации – невозможно перебрать все варианты решений. Пуанкаре считал, что подсознание, творческое озарение работает по принципу наших обычных ощущений: мы ощущаем все, что происходит вокруг, но задерживаем внимание лишь на том, что сильнее всего действует на наши чувства.

Образный язык – изначальный язык едва ли не всякой творческой деятельности. Основные аксиомы науки тоже чаще всего открываются не в результате логический доказательств, а как акт интуиции, опирающийся на наглядный образ. Главное здесь – чтобы система аксиом была внутренне непротиворечива и упорядочена. Ум исследователя, столкнувшись с новым явлением, ищет опору в аналогиях, ассоциациях по сходству, наглядных метафорах. Например, Дирак, чтобы описать открытую античастицу, сравнил ее с «дыркой в море отрицательных энергий».⁹ Эйнштейн говорил, что в механизме его мышления слова не играют никакой роли, главными же элементами рассуждений являются знаки и образы. Например, искривленное пространство он представлял себе в виде гигантского моллюска. Кекуле, размышляя о формуле бензола, представлял себе змею, кусающую себя за хвост, либо пять обезьян, сцепившихся хвостами. Ж. Адамар представлял себе сочиняемую формулу как ленту, более широкую или более темную в наиболее важных местах. Лоренц говорил, что описывать все происходящее в мире надо при помощи ясных образов.

Современная наука испытывает все большую потребность в образно-эстетических методах изучения и описания реальности, искусство же, в свою очередь, берет на себя научную миссию – познание мира всеми доступными методами. Налицо направление к взаимному влиянию, интеграции и последующему слиянию научной и эстетической деятельности человека.

Citer cet article

Igor Blinov, « O cходстве художественной и научной модели », [Plastik] : Être ici et là : La relativité générale et la physique quantique #01 [en ligne], mis en ligne le 1 décembre 2009, consulté le 23 avril 2024. URL : https://plastik.univ-paris1.fr/2009/12/01/modeles-artistiques-et-scientifiques/ ISSN 2101-0323